Или же соблазнить.
Ему не требовалось оружие. В его руках и откровенном взгляде таилась убийственная мощь… или неотразимая сила.
— Сэр? — осторожно обратился к нему один из троих полицейских, топтавшихся у подножки трейлера. — К нам только что поступил звонок от… той персоны, с которой вы хотели связаться.
Этот человек, кем бы он ни был, умудрился насытить холодную январскую ночь напряжением чувств, граничившим с безумием.
Но Гален не сомневалась: он поступает так по собственной воле. Никто не заставлял его делать выбор.
Он все так же размеренно затягивался сигаретой и не сводил с нее холодного взора, и Гален вдруг стало ясно: ему во что бы то ни стало нужно избавиться от ее присутствия. Как будто она так же раздражает этого элегантного хищника, как тот безумец, укрывшийся наверху. Как будто она стала его врагом.
— Чего вы хотите, мисс Чандлер? — Вопрос прозвучал едва ли не вкрадчиво: так внезапно смягчается воин, замахнувшийся для последнего удара и обнаруживший, что его противник и так обречен, поскольку его раны смертельны.
Гален растерялась, не зная, что и сказать. Мысли неслись бешеным галопом, одно безумное желание сменяло другое. На какой-то миг ей показалось, что этот мужчина с ледяным взглядом не просто способен выполнить любое ее желание — он сам захочет это сделать…
— Хочу?..
Лукас не спускал глаз с этой женщины, с удивительного, хрупкого создания из пронзительной бирюзы и рыжего пламени. Она околдовала его, околдовала полностью… околдовала человека, не имевшего права отвлекаться от своей работы.
Очарование момента мигом пропало.
— Взамен, мисс Чандлер, я потребую сохранения в строжайшей тайне имен тех, кто находится сейчас в заложницах.
Но разве Гален собиралась что-то выторговывать за свое молчание? А может, стоит попросить его повторить этот удивительный миг иллюзий, когда мечты об исполнении желаний были так близки к реальности?..
Нет, здесь не место для желаний. И уж тем более для грез наяву.
И Гален дала ему предсказуемый ответ, вполне соответствующий повадкам той цепкой, деловитой журналистки, какой она уже никогда не станет:
— Эксклюзивное интервью. С вами. После освобождения заложников.
— По рукам.
— Сразу после освобождения заложников. Оказывается, этот инквизитор, этот мрачный, резкий тип, умел улыбаться. Хотя, конечно, это была улыбка воина — суровая и надменная.
— Вы что, не верите мне, Гален?
— Не больше, чем вы мне. — «Сэр. Кем бы ты там ни был на самом деле».
Его улыбка мгновенно превратилась в грозную гримасу.
— Хорошо. Эксклюзив со мной сразу же после освобождения заложников. А теперь, если вас не затруднит…
Гален всей кожей ощущала его нетерпение. Его отчужденность. Его неприязнь. От всего этого хотелось завизжать и выскочить опрометью прямо в ночную тьму. «Хватит, перестань! Я и так уезжаю отсюда! Уезжаю навсегда!»
Но она не стала ни визжать, ни выскакивать из трейлера. По крайней мере, ей удалось не визжать громко, вслух.
— По-моему, я его видела, — сказала она. — Того мужчину, который взял в заложницы Бекку и других девочек. Он как раз выходил из лифта мне навстречу.
Конечно, это был он. Несмотря на внешнюю небрежность и раскованность, в его облике чувствовалось некое напряжение, — и теперь Гален понимала почему.
— Нам уже известно, кто он.
— Ох, — вырвалось у нее. Ну конечно! А как бы иначе им удалось найти кого-то по телефону? Черт побери, какая же она дура! Розалин Сент-Джон была совершенно права.
И Гален повернулась, снедаемая единственным желанием: исчезнуть отсюда, испариться, в точности так, как желает он.
— А вы не запомнили, что на нем было?
Его вопрос прозвучал мягко, как будто они были единомышленниками, как будто не было сделки: его откровения в будущем за ее молчание в настоящем.
— Стетоскоп. Он висел у него на шее.
В темной глубине серых глаз мелькнула искорка удивления — серебристый отблеск пламени, снедавшего его изнутри.
— А что еще на нем было?
— Еще? Ах да, конечно! Рубашка без галстука, брюки защитного цвета и лакированные туфли. Все безупречно, как полагается юппи, и полное безумие внутри.
— А белый халат?
— Нет. Он был без халата, как будто на минутку выскочил из своего кабинета.
— Он что-нибудь нес в руках?
— Нет.
— В карманах?
Сама Гален не снимала варежек и держала руки глубоко в карманах своего безразмерного пальто, не замечая, что до боли стискивает кулаки. Но теперь ее глаза невольно зажмурились, а пальцы разжались и потянулись к груди.
— Пачка сигарет… вот тут.
По мере того как из глубины пальто выныривала рука в варежке, Лукасу открывалась картинка, вышитая на бирюзе: фуксия, наряженная к Рождеству, с серебряными гирляндами и пурпурной звездой на вершине.
— А в карманах штанов?
По-прежнему не раскрывая глаз, она опустила руку вниз, стараясь припомнить все, что видела.
— Вот здесь тоже что-то было. — Рождественское дерево с пурпурной звездой на макушке указало на левый боковой карман ее пальто из искусственного мохера. — Что-то размером с кулак. По форме похожее на яйцо. Нет, скорее на ананас.
Значит, Энтони Ройс не врал насчет гранаты. Размышления Лукаса Хантера были прерваны тревожным, испуганным взглядом внезапно распахнувшихся ярко-синих глаз.
— А что в правом кармане? — невозмутимо осведомился он.
— Еще две пачки сигарет, — пробормотала Гален, переводя глаза с его закаменевшего лица на сигареты, лежавшие возле телефона. Там было как раз три пачки, две целых и одна наполовину пустая, продолжавшая опустошаться на всем протяжении их разговора.